капитанов. Главнокомандующий спросил его:
— Ты уверен?
— Да, Ямамото-сан, — ответил рыжий твёрдым голосом.
— Кто?
— Хицугая Тоширо.
— Что ж, если условия ты знаешь. Хицугая Тоширо! Подойди сюда, — сказал Ямамото. Названный капитан вышел из строя и подошёл к главнокомандующему. Стоило им обоим оказаться пред очами Ямамото, как старик сказал:
— Тоширо, Кучики Ичиго оспаривает твоё право быть капитаном. Поединок назначается на девятнадцать ноль ноль сегодняшнего дня. От тебя требуются не менее двухсот офицеров твоего отряда в свидетели.
Зал, слышав такую новость, несколько секунд молчал, но потом всё-таки взорвался. Негодованием. Тоширо многие любили, или просто привыкли, так что за последние несколько лет он стал любимчиком всей женской части синигами. Поднялся, снова, как и в первый раз, гвалт. Тоширо, невысокий мальчик, лет тринадцати на вид, с пепельно-белыми волосами неотрывно смотрел на Ичиго. Кучики тоже мельком взглянул на оппонента. Что ж, похоже, Хицугае придётся подвинуться в кресле капитана. Но большинство думало иначе, в том числе и Тоширо, что он и высказал вслух:
— А силёнок то хватит? — мальчик зло взглянул на Ичиго. Ямамото, поняв, что Ичиго надо набирать авторитет, решил его малость… пропиарить, так что ответил на вопрос Хицугаи:
— Я лично проверил боем способности Ичиго, — все замолчали, когда начал говорить главком, — И он победил меня. Даже я могу проиграть, если недооценю противника, что уж говорить о тебе, Хицугая Тоширо! — громко сказал Ямамото. После его речи воцарилась просто гробовая тишина. Прерванная хихиканьем. Все посмотрели в сторону звука, и обнаружили…
Кенпачи! Лыбится, зараза, чуть не ржёт. На недоумённые взгляды он пояснил:
— Да, это что надо! Эй, Ичиго, не хочешь смахнуться? — спросил Зараки. Но на него тут, же зашикали окружающие, да и сидящая у него на плече Ячиру что-то обвинительно сказала. Ничуть этим не пристыженный Зараки вернулся в строй, продолжая лыбиться.
Тоширо почувствовал, что кресло капитана под ним зашаталось. «Что ж, Шиба-тайчо меня назначил внезапно, теперь так же внезапно хотят убрать…» — подумал мальчик, но вслух сказал совсем другое:
— Где?
— На холме Сокьёкку. В центре, — Сказал Ямамото и, посчитав свои обязанности исполненными, объявил конец совещания. Многие с него уходили, разговаривая в полный голос, только сам Ичиго и Хицугая были молчаливы…
14. Финита ля комедия
«Соседушка, мой свет!
Пожалуйста, покушай».—
«Соседушка, я сыт по горло». — «Нужды нет,
Еще тарелочку; послушай:
Ушица, ей-же-ей, на славу сварена!» —
«Я три тарелки съел». — «И, полно, что за счеты:
Лишь стало бы охоты,—
А то во здравье: ешь до дна!
Что за уха! Да как жирна:
Как будто янтарем подернулась она.
Потешь же, миленький дружочек!
Вот лещик, потроха, вот стерляди кусочек!
Еще хоть ложечку! Да кланяйся, жена!»
Так потчевал сосед-Демьян соседа-Фоку
И не давал ему ни отдыху, ни сроку;
А с Фоки уж давно катился градом пот.
Однако же еще тарелку он берет:
Сбирается с последней силой
И — очищает всю. «Вот друга я люблю!»
Вскричал Демьян: «зато уж чванных не терплю.
Ну, скушай же еще тарелочку, мой милой!»
Тут бедный Фока мой,
Как ни любил уху, но от беды такой,
Схватя в охапку
Кушак и шапку,
Скорей без памяти домой —
И с той поры к Демьяну ни ногой.
Писатель, счастлив ты, коль дар прямой имеешь:
Но если помолчать во время не умеешь
И ближнего ушей ты не жалеешь:
То ведай, что твои и проза и стихи
Тошнее будут всем Демьяновой ухи.
